в на меня, Гурий Кононович лихо, по-савичевски, козырнул и пошел на стоянку. Через несколько минут я был у самолета. Савичев вынырнул из ниши шасси и доложил о готовности к вылету. Когда надевали парашюты, старший техник вдруг попросил: - Т-товарищ командир, вы только не п-пикируйте. - Хорошо, - в душе улыбнулся я. "Значит, волнуешься, Гурий Кононович? Люблю и уважаю тебя, а все-таки нарушу слово, чтобы в следующий раз был осмотрительнее". Откровенно говоря, я думал, что Савичев захочет еще раз проверить мотор на земле. Однако стартех стоял на своем. На взлете и в полете мотор работал хорошо. Правда, почему-то не убирались шасси, но мотор здесь ни при чем. Но вот я захожу над аэродромом по линии стартовых знаков и устанавливаю режим, о котором говорил Смирнов. В одну секунду мотор задрожал так, что, глядишь, вот-вот развалится! Сквозь грохот из кабины стрелка доносится по переговорному устройству голос Савичева: - В-все п-понятно! Дав-вайте на посадку! Нет уж, теперь потерпи, дорогой Гурий Кононович! Пикирую на посадочный знак из белых полотнищ, выложенных буквой "Т". Плохо, что не убрались шасси. Повторяю заход, изменяю режим. И снова знакомая картина, мотор трясет - удержу нет. Когда сели, спрашиваю: - Какие выводы, Гурий Кононович! После перегрузок у него чуть осунулось лицо. Медленно отстегивая лямки парашюта, Савичев отвечает: - Всэ я-асно . Будэм шукать п-прячину . - Пока не найдете, самолет не боеготов. Кстати, проверьте, почему не убирались шасси. В глазах старшего техника заплясали чертики. - Так и д-должно быть . Только тут я понял, зачем Гурий Кононович перед вылетом лазил в нишу шасси: принимал меры против крутого пикирования. Ох, и хитрец! - А если бы мотор "обрезал" и пришлось садиться на вынужденную? - Вы в л-любом месте посадите, - льстит старший техник - Опыт у вас есть . Несколько суток лучшие техники и механики полка копались в моторе. Помогала им заводская бригада. Но дефект так и не был найден. Пришлось мотор заменить. О заковыристой неисправности сообщили на завод: вдруг она проявится на других машинах. Уже две недели на земле и в воздухе идут непрерывные бои. Не вернулся с задания младший лейтенант Гапеев, летчик из эскадрильи Мартынова. Афанасий Гапеев был известен в полку своими "тактическими" теориями. Он, например, не признавал плотный строй и считал, что от него все несчастья: зенитки целятся по ведущему, а попадают в ведомого. Поэтому Гапеев всегда увеличивал интервал между ведущим в два раза больше против обычного. Друзья упрекали летчика в "отсебятине", пророчили нападение вражеских истребителей. На это Гапеев отвечал, что с любым "мессером" он справится. Наконец, поддавшись требованиям товарищей, летчик занял свое место в