я, товарищ командир. Ошпарил, как сверчка . Тот, первый . Он нас зацепил, мелкие осколки от бронеплиты плечо ожгли, я подумал, взрыв, пожар . Пока не завертелись, пока живой - с горизонтального полета, за борт . - Без моей команды? - Ну, как сверчка, - развел руками Степан. - Я Мишу Клюева вспомнил. Миша Клюев летчик - не чета тебе, у него когда сто вылетов было . - Лейтенанта Клюева? - Лейтенанта. Михаила Ивановича. - Моего инструктора?! Я его на фронт провожал! - А я под Пологами схоронил . .Так узнал Борис Силаев о гибели человека, которому был обязан тем, что остался в авиации, и негодование, поднявшееся в нем против Конона, смягчилось. "Что значит - посадить на колеса подбитую машину, - думал Силаев, приписывая порыв откровенности Конон-Рыжего своему летному умению, своей посадке на изрытом поле. "Мерещится! " - вспомнил он Комлева. - Ничего не мерещится, я сразу почувствовал: темнит Конон-Рыжий, темнит. Я в себе сомневался, а капитан Комлев думал . Честно, и сейчас не знаю, успел просигналить или нет ." - Он не мог признаться себе, что, приказав вчера в воздухе Степану: "Сидеть!" и сажая безмоторную "семнадцатую" на колеса, лишь слепо доверился случаю. Между тем неуемный новичок, да и товарищи его оценили иронию впервые услышанного тоста "За Индию", скрытый в нем призыв отвлечься от тягот боевого дня и, таким образом, начать свое посвящение во фронтовое братство. - За Индию! - подхватили молодые, призывая гостей, летчика и воздушного стрелка не принимать всерьез их злоязычного товарища, сумевшего, - так это было понято, - подпортить аппетит обоим, отвлечь их от дружного застолья . В полк, на самолетную стоянку эскадрильи, они явились в этот раз вдвоем: впереди летчик, командир экипажа, младший лейтенант Борис Силаев в своем застиранном комбинезоне, за ним - воздушный стрелок старшина Конон-Рыжий, притихший и молчаливый. - Силаев, как всегда, явился кстати, - встретил его Комлев. - Подгадал! - прикрыл он улыбкой холодный взгляд, без больших усилий оберегаемую внутреннюю твердость, которая требовалась от него и вошла в привычку, благотворную в такие моменты, как сейчас, когда на фронте наконец-то обозначился успех, полоса прорыва требует штурмовиков, а боевой расчет эскадрильи зияет брешами, и неизвестно, чем, как их затыкать. - Подгадал, лучше не придумаешь, - повторил капитан, впервые, кажется, замечая, как осунулся новичок, трижды сбитый за месяц миусских боев. Щеки запали, ключицы выступили остро. Комбинезон сбегался на плоской груди Силаева в привычные, не расходящиеся складки, он был на нем как сбруя, ладно пригнанная, подчеркивая готовность летчика в любой момент впрягаться, стартовать куда угодно . в любой момент, куда угодно, - если выдержит, осилит, потянет дальше груз, без расчета взваленный немилостивой судьбой на одни плечи. Эту опасность, этот предел Комлев почувствовал ясно. - Выспаться, а потом танцевать, - сказал Комлев. - По вечерам в конюшне танцы под гармонь . "Я его на завтра не назначу, - подумал капитан, - так тот же командир полка пошлет!" Комлев мысленно поставил себя на место только что назначенного командира полка, бритоголового майора Крупенина, отстраненног