, глуховатой жесткостью, на которую так чуток свежий слух, поминался за столом Севастополь, его Куликовч поле и мыс Херсонес . Мыс Херсонес, где кровью харкали год назад, безвестные российские речушки, села и деревни, близ которых сбивали, были сбиты, падали, горели . - Под Мысхако одним залпом накрыло командира полка и ведомого, - взял тут слово ББ, отставляя в сторону подчищенную хлебной коркой тарелку; похоже, он имел обыкновение так вклиниваться в общий разговор. Гомон за столом уменьшился. - Причем в первом боевом вылете накрыло, они только из ЗАПа пришли. Ведомый-то еще стручок, а командир - летака, строевик, любил все по букве, его у нас в училище курсанты Мухобоем звали . - Жлоб! - с резвостью захмелевшего от трех глотков вылез в тишине бровастый младший лейтенант, держа на коленях фуражку и напряженно косясь в сторону капитана. Новичка придержали, ткнув слегка в нетронутую им тарелку, он не унимался . - Духом был тверд, - строго возразил ему Глинка, с печалью глядя поверх голов. - Погиб, не повезло, - войны не знал. А ведомый выбрался, его снова на задание. Тем же курсом, на Мысхако, где сгорел командир . Да . Неприятный осадок, конечно, действует, но что можно сказать? Неустойчив оказался парень. Поддался мандражу, ну и в штрафбат . Младшой! - через весь стол обратился ББ к Силаеву. - Оставайся-ка ты у меня. - Я? - переспросил Борис. - Сделаю из тебя истребителя. Вывезу, натаскаю. Будем фрицев на пару рубать. Стол притих. - Он, товарищ командир, того . долго думать будет, - воспользовался паузой младший лейтенант из новичков, строго сводя крутые брови и упреждая попытку цыкать на него. - Истребитель - это истребитель, - продолжал Глинка, обращаясь к Силаеву. - Один в кабине, сам себе хозяин и отвечаешь только за себя. В бою выложился, с умом да расчетом, - все, на коне, собирай урожай . Ни от кого не зависишь, что и дорого. Конон-Рыжий, все время почтительно молчавший, при этих словах капитана несколько напрягся. Не меняя позы, переставил под табуретом ноги. Раздвинул их пошире, прижал голенища сапог к ножкам. Борис это отметил. Засомневался, подумал он, не бросит ли его командир. Не оставит ли его командир снова, как двадцать седьмого числа . - Вы лучше меня возьмите ведомым, - захмелевший истребитель-новичок в своем намерении заручиться поддержкой Глинки был настойчив. - Его возьмите, - улыбнулся Силаев, любивший великодушный жест на людях. Глинке это не понравилось. Он насупился, заморгал глазами. - Твои в полку прочтут в газетке: "Отличился в бою истребитель Силаев ." - спохватятся: как? Ведь он же наш, штурмовик? Туда-сюда, по начальству . поздно. Героев не судят. - Я вчера сообщил своим, что сижу на "пятачке", жду "кукурузника", - в краске смущения объяснял Силаев, далекий от мысли, что сватовство, затеянное Глинкой в присутствии молодых истребителей, могло иметь и воспитательную цель, показать, как поощряется на "пятачке" находчивость, - Товарищ капитан, - благодарно добавил Силаев, - за Индию! - и поднял кружку. - Ну, смотри, - вроде как отступился от него капитан. - Братцы, за Индию! Конон-Рыжий подсел к Силаеву, тиснул его, зашептал в ухо жарко и непонятно: - Ну, командир, не переманил тебя Глинка, дальше вместе летать - скажу, камень с души, нехай его так . ведь сиганул я от "фоккера"! - Выпрыгнул? - опешил Силаев, - Бросил? Не дождавшись моей команды? - Выкурил он мен