их знакомство не развилось, все переносилось, отодвигалось на потом, до сроков, которые наступят . В день, когда Борис улетал на фронт, Анюта, все знавшая, примчалась к шлагбауму, перекрывавшему въезд на летное поле. Он не ждал ее там. Вообще не ждал, не видел. Как теперь уяснилось из письма, только что полученного, стоял в полуторке к ней спиной. Она не подала знака, не крикнула, смотрела вслед грузовику, увозившему летчиков к самолетам, а когда они взлетели, глядела в небо и гадала, какой самолет его, Бориса. Пририсовав в конце письма крестики, обозначавшие строй уходивших на фронт "ил-вторых", вопросительным знаком спрашивала - верно ли, угадала ли? - Нет, - припомнил Борис, - не угадала. В заботах Анюты, в ее интересах была трогательность и детскость. Детскость, навсегда похороненная в нем Миусом. Он отложил Анютин треугольник, принялся разбирать вещи Жени Столярова. На каждой тетради сделана пометка: "Отправить по адресу: Москва, Солянка, 1, кв. 25, Маркову Г. В.". Надписи сделаны Жениной рукой не размашисто, тщательность, ему не свойственная, усиливает . наказ? распоряжение? Не предсмертное же? Распоряжение "на худой конец", скажем так. И что, как же теперь? - Вздыхаешь, Силаев? - застал его в этих раздумьях Комлев. - Жалко, товарищ капитан, - сказал Борис, упрятывая тетради. - Жалко! - повторил Комлев, складка возле его рта углубилась. Спокойствие его лица и глаз задело Бориса. Отстоявшееся в нем терпение. Оно в Комлеве давно, всегда, но отметил его Силаев только сейчас, точнее - почувствовал, насколько мера его превосходит то, чем располагает он, Силаев. - Технари восстановили в поле ИЛ, надо его перегнать домой, - сказал Комлев. - Вопросы? Не бог весть какое поручение, "каботажный" маршрут, двадцать три минуты лета по прямой. Но Силаев без вопросов не умеет. Любое поручение встречает тихим, внятным, однако, сомнением: верно ли он понял? Не ошибся ли командир? Не ошибся. И уже на месте Силаев сам, без подсказки, должен решать все, в частности как быть ему с технарями-ремонтниками: отправлять их домой своим ходом или же грузить на собственный риск и страх всю троицу, всю ее гремучую, громоздкую поклажу в кабину стрелка? - Только быстро у меня! - прикрикнул Борис на технарей для порядка, спешить ему, собственно, было некуда, скорее напротив, не мешало кое-что обдумать, поразмыслить, как изменится центровка самолета, как пойдет разбег по целине . В заботе о благополучном отрыве от степного поля, он с деланной строгостью, будто чем-то недовольный