и на этот раз. Но наши стрелки, подпустив противника довольно близко, открыли первыми огонь. Результат оказался поразительным. "Мессер", по которому стрелял инженер Иконников, перевернулся на спину и врезался в землю. Второй, прошитый пулеметной трассой сержанта Сычева, не сделав ни одного выстрела, отвалил в сторону и, дымясь, пошел на снижение. На земле летчики радостно качали первых воздушных стрелков. Впоследствии они были награждены орденами: Иконников - орденом Красной Звезды, Сычев - орденом Отечественной войны II степени. Обескураженные новинкой в вооружении советских штурмовиков, вражеские истребители уже не осмеливались действовать так нагло, как раньше. Теперь они держались на почтительном расстоянии и атаковали с опаской. В октябре на нашем участке фронта создалась небольшая пауза между боями. Командование решило воспользоваться ею для тренировки летчиков в искусстве бомбометания. Штурман дивизии подыскал в междуречье площадку-полигон, оборудовал макеты целей. В течение дня на двух самолетах, тренировочный полет совершили все летчики. Этот день мне запомнился одним случаем, о котором стоит рассказать. У нас в полку проходили стажировку курсанты авиационного технического училища. Один из них настойчиво просил разрешения слетать со мной. - Товарищ младший лейтенант, я еще в воздухе не был, - жаловался курсант. - Какой же из меня авиатор, если небо только с земли вижу? Законы летной службы строгие, в наставлении по производству полетов они расписаны по параграфам. Один из них запрещал летчику брать в полет лица нелетного состава. Поэтому я ответил курсанту: - Наставление изучали? Вот и просите разрешения у командира полка. Ушел курсант-стажер недовольный. Он хорошо знал, что командир полка не даст разрешения на полет. Передо мной над полигоном летал Сергей Вшивцев. Я должен был лететь на этом же самолете. Спрашиваю Сергея: - Как машина? - Нормально, - успокоил Сергей. Дело в том, что при серийном производстве каждый самолет все-таки имеет свои особенности, как бы свой характер. Летчики изучают эти особенности, привыкают к машине, как к живому существу. Взлетали мы в паре с Михаилом Полыновым. Уже на взлете при отрыве от земли я почувствовал: "ил" неохотно слушается руля высоты, тяжеловато поднимает хвост. "Вот тебе и "нормально", - вспомнил слова Сергея. На полигоне разошлись по одному и начали бомбить цели. Мне давно хотелось проверить, какие смогу выдержать максимальные перегрузки, чтобы знать свой предел в бою. Ведь во время боя не до экспериментов. Я сделал до десяти заходов с пикированием и последующим набором высоты боевым разворотом. Ждал, когда в "глазах потемнеет", но так и не дождался. Закончив тренировку, убедился: в боевой обстановке выдержу любой маневр. С полигона возвращались парой. Планируя на посадку, снова почувствовал какую-то необычность в поведении машины: она сильнее моей кабрировала, т. е. поднимала нос. Подумалось: до чего же бывает заметным различие в "характере" самолетов. Надо быть внимательнее на посадке. Уже на земле Миша Полынов спросил: . - Кто с тобой летал? - Как кто? Ты, - не понял вопроса я. - Да нет, в самолете, - пояснил Полынов. - Когда возвращались, я заметил, будто кто-то голову высовывал из люка. - Разыгрываешь, - отмахнулся я. Миша тоже засомневался: не показалось ли? Мы ушли на КП доложить о выполнении полета и узнать о результатах бомбометания. И все-таки Полынов был прав, на моем самолете был обнаружен "заяц". Оказалось, что курсант-ст