На глубоких виражахСтраница 9
? Нужно ли называть его фамилию? Ведь он похож на тысячи своих сверстников, обучающихся искусству летного дела в авиашколах, аэроклубах, планерных станциях". Снимок этот как бы символизировал массовый поход молодежи в авиацию. Именно в те дни я и заявил своей матери о желании стать летчиком, Мать пыталась отговорить меня. Она хотела, чтобы я стал врачом. Почти всю жизнь она работала прачкой и знала: врач - человек обеспеченный, уважаемый. Но я и слышать не хотел о враче. Тогда пошли к деду. У нас уж так было заведено: что дед скажет, тому и быть, Дед Афанасий был стар (дожил до ста семи лет) но сохранял ясность рассудка, был крепок и, главное, удивительно справедлив. У него было шестнадцать детей, и все слушались его беспрекословно. В Алма-Ату он приехал из Воронежа, целый год ехал на волах . Выслушал нас с матерью дед Афанасий и неожиданно изрек: - На великое дело Серега решился, нехай летает. Грех обрезать крылья, когда они сами растут. Ах, если бы знал дед Афанасий, в какую беду занесут меня эти крылья! Долго решалась судьба провинившегося летчика. Тряхнули тогда и деда и мать - все узнавали, кто такие, нет ли хоть в родне вражеского семени. Я не уверен, как закончилось бы дело, если бы не бригадный комиссар Ветров (забыл, к сожалению, имя и отчество). Он один нашел в себе силы встать на защиту молодого летчика. Мне не довелось узнать, кто помогал бригадному комиссару в его борьбе за мою жизнь (а ведь в то время такое заступничество грозило бедами и самому Ветрову), но все завершилось благополучно. И если мне не обрезали крылья, которые тогда только-только начинали прорастать, то лишь благодаря стойкому заступничеству справедливого, по большевистски ясновидящего человека с ромбиком бригадного комиссара в петлице. После окончания военных действий наша эскадрилья была вызвана в Москву для получения правительственных наград. Вечно юной, неповторимо прекрасной показалась нам древняя Москва. Целыми днями ходили мы дружным табунком по ее улицам, площадям, скверам. Великий город строился, озеленялся, москвичи деловито бежали по своим учреждениям и заводам, а вечерами заполняли парки, кинотеатры, кафе. Это был последний мирный год советских людей, и хоть события в Абиссинии, в Испании, в той же Финляндии говорили о приближающейся военной грозе, все же трудно было поверить, что ровно через год над нашей страной нависнет мрачная туча, разразится невиданная в истории кровопролитная война. Группу летчиков часто останавливали москвичи, расспрашивали о военных эпизодах. А неутомимые московские мальчишки ходили за нами стайками. Милые неугомонные мальчишки! Совсем еще недавно я сам такими же восторженными глазами смотрел на летчика в форме, который приезжал в Алма-Ату набирать курсантов для Оренбургского училища. И вот теперь мне самому приходится удовлетворять жгучее любопытство мальчишек. А мальчишки хотят знать все, в каждом из них бьется горячее сердчишко будущего Чкалова, Серова, Громова. Многие из этих мальчишек повзрослели раньше поры, и вскоре нам довелось встретиться на фронтовых перекрестках . Между тем наступил день вручения наград. Нечего и говорить о том волнении, которое мы испытывали, пересекая Красную площадь от Исторического музея к Спасской башне. На всех нас уже были заготовлены пропуска. В торжественном зале нас принял А. Ф. Горкин. Он объявил, что Михаил Иванович Калинин сейчас выйдет и как бы между прочим попросил нас бы" поаккуратнее с рукопожатиями.