и здесь же в столовой, взял крепко за руку и не отпускал: - Вы должны пойти, должны, - других слов он сгоряча просто не нашел. - Ничего я не должна! - вырвалась она. - Вы думаете, вам все можно?! - Я думаю как раз наоборот, - произнес он тихо, - мне ничего нельзя, куда мне . Я же, дурак, жениться хотел. Простите . - И, махнув рукой, пошел к выходу. Она догнала его и молча проводила до землянки. Вот и все, что я знал со слов товарищей об их знакомстве. И вот теперь они стояли передо мной с каким-то виноватым видом. Клава, потупясь, теребила подол гимнастерки. - Что, голуби ночные, весна спать не дает? - спросил я шутливо. - Если бы только спать . - ответил Виктор. - Я, товарищ командир, к вам с просьбой. Разрешите нам завтра сходить в соседнюю деревню расписаться в сельсовете. У Клавы будет ребенок. Сами понимаете ее положение, если со мной что случится . - добавил Виктор совсем тихо. - Ничего с тобой не случится! - ответил я деланно сердитым тоном. - Если, конечно, Клава будет заботиться, будет беречь твои силы и для боя и для себя. Ну, а пока что освобождаю тебя на трое суток от полетов. Женитесь, да не забудьте пригласить на свадьбу! Командиру полка я сам доложу. Виктор и Клава принялись в два голоса благодарить меня и пообещали беречь друг друга. Я пожал им руки и сказал: - Положено в таких случаях благословлять. Вот я и благословляю. Идите через тяжелое военное поле, через всю жизнь счастливо, рука об руку. Когда теперь, через много-много лет, я встречаю в Москве Клаву и Виктора, эти убеленные сединой люди по-прежнему кажутся мне молодыми, как в ту белую ночь на Ладоге весной сорок второго. Свадьба была более чем скромной, как все наши радости на войне. На ужине новобрачным от имени молодежи эскадрильи давал напутствие наш комсомольский вожак Семен Горгуль. А на следующий день Семена не стало. Вот так - радость и беда шли рядом. Мы тяжело переживали гибель парня. По путевке донецкого комсомола пошел он в Ейское училище морской авиации. В полку смелый, настойчивый юноша быстро схватывал секреты летного мастерства. Послушным был в его цепких руках "ишачок", росло мастерство. Здесь на Ладоге он показал себя настоящим бойцом, в числе первых сержантов открыл боевой счет - сбил фашистского стервятника. Прямой и честный, он никогда не кривил душой. За то и полюбили его комсомольцы, избрав своим секретарем. Бумажек в комсомольских делах Семен не признавал. Все его "хозяйство" умещалось в блокноте. В нем он записывал планы работы бюро, делал заметки для памяти, и вот одна из них: "Молодец Женя". И все. Это он о своем напарнике, ведомом Дмитриеве. За лаконичной оценкой - большой тяжелый бой. Ефим Дмитриев, которого в полку почему-то звали Женя, на вид совсем подросток, но огромной отваги человек, был атакован тремя "мессершмиттами". Женя передал по радио ведущему: "Принимаю бой! Задержу "мессеров"! Продолжайте работать по цели!" У Жени оставалось мало снарядов, но он победил. В неравной схватке сбил одного фашиста, а два сами вышли из боя. Тогда и появилась отметка в блокноте Горгуля. И вот не стало комсомольского вожака. Рядом с телом сержанта Саши Байдракова покоится он в санитарной части, а на столе перед комиссаром полка лежат окровавленные комсомольский билет Семена, его летная карта и блокнот. .В тот ранний майский день две группы Ме-109 вели разведку над Ладожским озером и морской базой Осиновец. Примерно в это же время на разведку вылетело звено Семена Горгуля. К сожалению, один самолет из-за неисправности вернулся, Горгуль с Байдраковым и Дмитриевым ушли на задание тройкой. Бой разгорелся внезапно. Шестерка