тинктивно закрываю глаза. Открываю - левый заливает кровь. Самолет вздыбился, очевидно, под действием удара я резко потянул ручку на себя. Отжимаю ручку и приземляю самолет. Касание, резкий разворот, треск, дым, пыль! В кабину на ноги льется бензин. Поворачиваю голову влево - Толя стоит на крыле. Когда он успел? - Вы живы?! Быстрее из кабины, снова заходят! Кубарем катимся из кабины и - в овраг. Над головой проносится пара "мессеров" со зловещими крестами на крыльях. И ни одного выстрела наших зениток. Эх, жаль, что не удалось протаранить! - Вы ранены! У вас кровь на лице, - озабоченно осматривает меня Толя. Но пока я не чувствую боли. Обходим самолет вокруг. Оказывается, в момент посадки под левую плоскость попала кочка. Разворот под девяносто градусов - фюзеляж пополам. Но в этом и спасение: впереди глубокий овраг, который я не заметил с воздуха. Не будь кочки - лобовой удар, и кабина превратилась бы в блин. Вот и получается, что иногда и кочка на пути - благо. Толя высказывает догадку: - Очевидно, атаковал ас, заходил под три четверти. Я его не мог достать, он и попал вам прямо в кабину. Теперь вижу - в кабину угодили три снаряда. Два через форточку: один в приборную доску и дальше в бензобак, второй - в переднее бронестекло. Это осколки снаряда и стекла и хлестнули мне в лицо и грудь. Третий снаряд разорвался на стыке фонаря кабины с бронеспинкой, его осколки через щель впились мне в левое плечо и голову. К счастью, осколки мелкие, одежда посечена больше, чем кожа. С запада доносится гул боя. Со страшным звуком рвутся бризантные снаряды. На скорости подкатил "виллис". Старший лейтенант представляется: - Командир зенитной батареи! - Что же вы не выручали, старший лейтенант? Я ведь тянул "мессеров" на вас. - Мы свернули позицию, приказано отступить. Артиллерист словно извиняется за то, что не пришел на выручку. - Вы ранены. Садитесь быстрее в машину, рядом с нами медсанбат. Забираем парашюты, снимаем радиоприемник, часы. В медсанбате вокруг нас собрались медсестры и санитарки. Обступили и давай спорить: останутся шрамы на лице или нет? В другой раз я не прочь бы тоже пошутить. Но сейчас еще не остыл после неудачного боя. Хотелось успокоиться, прийти в себя. Пришлось не совсем тактично напомнить об этом. Лишних как ветром сдуло. Девушки старательно забинтовали все лицо, оставив щель для рта и правого глаза. Врач решил: - Сейчас направим в полевой походный госпиталь. Все мои возражения и просьбы оставить в полку были тщетны. Фронтовые медики - народ неумолимый. Пришлось отдать Толе Баранскому планшет с картой, шлемофон и пистолет. Тепло распрощались. Откуда было мне знать, что больше я никогда уже не увижу своего боевого друга . Полевой походный госпиталь размещался в поселке Дьяково. Там меня "обработали" по всем правилам. Сняли иссеченный осколками комбинезон, удалили поверхностные осколки, сделали противостолбнячный укол, положили заплатку-наклейку на левую лопатку, заполнили историю болезни и выдали гимнастерку. Какой-то медицинский чин в халате объявил: - Как только придет машина, направим в ГЛР! Спрашиваю у раненого, не знает ли он, что это за "гээлэр"? Пехотинец с рукой на подвязке с удивлением осматривает меня: - Впервые ранен, браток? Гээлэр - госпиталь легкораненых. Считай, повезло. Во дворе я увидел страшную картину. Там лежали тяжелораненые. Одни мучительно стонали, другие с надеждой в голосе звали медсестру, третьи, придя в отчаянье, без стеснения неистово ругались - кто в бреду, кто наяву. Между окровавленными ранеными сновали